Прот. Вл. Цыпин - Православная Церковь в Польше между первой и второй мировой войной [3]

Протоиерей Владислав Цыпин (МДАиС, Москва): Православная Церковь в Польше между первой и второй мировой войной [prev. in:] http://www.pstbi.ccas.ru/institut/book/1997/vc.htm

В Московской Патриархии после кончины Патриарха Тихона обстановка складывалась крайне трудно, так что лишь 24 сентября 1927 года Заместитель Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополит Сергий (Страгородский) направил послание митрополиту Дионисию, в котором подчеркивалось, что автокефалия может быть дарована Польской Церкви лишь ее законным кириархальным возглавлением - Московской Патриархией. В послании затребован был от правящего митрополита отчет о происшедшем. В своем ответе митрополиту Сергию, составленном 29 ноября 1927 г., митрополит Дионисий ссылался на признание польской автокефалии всеми Православными Церквами, и выразил надежду на то, что в будущем благословение на автокефалию будет получено и от Российской Православной Церкви [6].

Несколько неожиданно митрополит Дионисий получил поддержку и со стороны митрополита Антония (Храповицкого) и возглавляемого им Карловацкого Синода, который изменил свою прежнюю позицию по вопросу польской автокефалии. В декабре 1925 г. Синод в Карловцах выпустил постановление о возобновлении общения с Православной Церковью в Польше. Уязвимость статуса Карловацкого Синода, его стремление к территориально-административной независимости от Московской Патриархии, ставшее вполне откровенным после кончины Патриарха Тихона, подтолкнули митрополита Антония и его сторонников, несмотря на их российский патриотизм, к изменению ранее определившейся линии непризнания польской автокефалии. В апреле 1927 г. митрополит Дионисий вместе с епископом Алексеем (Громадским) отправились на Ближний Восток, где состоялась встреча с Патриархами Константинопольским, Александрийским, Антиохийским, Иерусалимским и архиепископом Афинским. Патриарх Константинопольский Василий III удостоил митрополита Дионисия титула "Блаженнейший", который приличествует главам автокефальных церквей [2]. Православная Церковь в Польше после ее незаконного автокефального устроения и частичной реорганизации епархиального деления состояла из 5 епархий: Варшавско- Холмской, во главе которой стоял глава Автокефальной церкви с титулом митрополита Варшавского и всей Польши. В императорской России это были с начала ХХ века две отдельные епархии, причем территория Холмской была, по инициативе, главным образом, архиепископа Евлогия, переведена из состава Царства Польского в состав собственно Российского государства; и это вполне соответствовало историческому прошлому края, но не вполне его национальному составу после столетий полонизации русского народа. Волынская епархия с кафедральным городом в Кременце явилась частью прежней дореволюционной Волынской епархии, кафедральный центр которой Житомир остался в пределах советской Украины. В состав Полесской епархии вошли приходы прежней Минской епархии, оказавшиеся за советско-польской границей. Гродненская епархия в основном соответствовала своему дореволюционному составу. Часть Виленской епархии находилась за пределами Речи Посполитой, на территории Литовского государства. Управлял ею с титулом архиепископа Виленского владыка Елевферий (Богоявленский). А Варшавская митрополия поставила на Виленскую кафедру другого архиерея архиепископа Феодосия (Феодосиева).

Помимо епархиальных кафедр были открыты еще кафедры викарных епископов: Люблинская в Варшавской епархии, Луцкая и Острожская в Волынской, Камень-Каширская - в Полесской. Во всех православных епархиях насчитывалось около 1500 приходов и свыше 2000 приходских и приписных церквей - значительно меньше дореволюционного их числа на этой территории; 15 монастырей: 10 мужских и 5 женских - среди которых первенствовала Успенская Почаевская Лавра. Ее священноархимандритом именовался митрополит Варшавсккй. В белорусских землях важнейшими очагами монашеской жизни были Жировицкий Успенский монастырь в Гродненской епархии и Свято-Духовский в Вильне, в Подлясье - Яблочинский монастырь преподобного Онуфрия Великого. Кандидатов в клир готовили на богословском факультете в Варшаве и в двух духовных семинариях: в Вильне и Кременце на Волыни; существовала также иноческая школа в Почаевской Лавре и псаломщическо-диаконская школа в Яблочинской обители. Официальным языком обучения в двух школах был польский, на практике в большом употреблении оставался русский язык, предпринимались также попытки пользоваться украинским языком.

Положение Православной Церкви в Польше существенным образом зависело от отношения к ней польского правительства, влиятельных политических сил, польского костела и Ватикана. Ни польские власти, ни костел, который на основании конкордата польского правительства с Ватиканом был привилегированной религией в Польше, ни Ватикан не заинтересованы были ни в расширении влияния Православной Церкви, ни в упрочении позиций Православия в Польше. Хуже того, Ватикан рассматривал Польшу как плацдарм для прозелитической экспансии в Россию.

Предварительные шаги к осуществлению долгосрочного плана по расширению юрисдикции Ватикана на огромную территорию России предприняты были уже в год крушения императорской России. В 1917 г. папа Венедикт XV основал в Риме Папский Восточный институт, в котором готовили специалистов по христианскому Востоку, по миссионерству среди православных. Для изучении "восточного вопроса" своим нунцием папа направил в Польшу кардинала Ратти, впоследствии ставшего папой Пием XI. В Варшаве была учреждена Восточная миссия отцов иезуитов в Польше. Речь Посполитая должна была стать открытым полем по разработке методов приведения в послушание Риму православной России. Большевистские зверства подавали курии особую надежду на успех прозелитической миссии. Выступая в "Польском Восточном институте" через почти 20 лет после его основания с докладом "Католический апостолат в будущей России" иезуит доктор Швайгель сказал: "Большевики прекрасно подготовили путь католическим миссионерам, и одухотворенное состояние русского народа, его благочестие и страдания служат залогом успеха проповеди унии на просторах России" [3]. Став папой, Пий XI с его опытом служения в Польше, явился компетентным и энергичным организатором католического наступления на Востоке.

Лучшим средством окатоличивания России тогда казалась уния. Ксендз Табиньский писал впоследствии в статье "В защиту дела унии", что главной причиной захвата коммунистами власти в России явилось то, что "Православие давно уже утратило свое влияние на народ" и что "единственным реальным средством в настоящем тяжелом духовно-культурном положении восточных земель является только уния настоящая, то есть католичество восточного обряда. Только она одна, хорошо поставленная и поддержанная, в состоянии спасти православный народ от религиозного безразличия и грозных последствий. Только уния может оживить в этих людях религиозный дух" [4].

Естественным очагом для распространения унии вначале на востоке Польши, а потом и за ее границами представлялась греко-католическая церковь в Галиции, возглавляемая митрополитом Львовским графом Андреем (Шептицким). В Галиции насчитывалось более 2,5 миллионов униатов, часть которых традиционно считали себя русскими, другие же называли себе украинцами. Вернувшись во Львов, митрополит Андрей (Шептицкий) пытался распространить свою юрисдикцию на Волынь, где появилось несколько униатских приходов. Он назначил своего спутника во время интернирования в Россию И. Бочана викарным епископом в Луцк. Но польские власти увидели тут угрозу украинизации Волыни, которую они тогда надеялись еще полонизировать, и выдворили Бочана из Луцка. Волынь, Полоцк, Холмщина оказались недосягаемыми для Львовской униатской митрополии. Это не значит, конечно, что правительство было против распространения унии среди православных, живших на тех землях. Прелат латинского обряда бывший архиепископ Могилевский Рооп более оптимальным считал иной путь. Он советовал: "На одной и той же территории не следует устанавливать двух параллельных церковных властей, а необходим один епископ для двух обрядов", - и добавлял к этому: "Целибат необходимо распространить среди русского духовенства,.. это содействовало бы оживлению славянского обряда, давно застывшего... Так бы само собой народ обращался в католичество, а обряд был бы делом второстепенным" [5].

1. Heyer F. Op. cit. s. 146 (прим. 66).

2. Ibid. s. 147 (прим. 71).

3. Русское слово. [Варшава]. 1936. No 101.

4. Попов А. Пора проснуться! СПб.; Париж, 1993. с. 20.

5. Ibid. с. 18.  

|

Русская эмиграция в Польше и Чехословакии (1917-1945) | Фотоархив | Балтийский Архив | К заглавной