Становление русской литературной жизни
в Вильнюсе и Каунасе после Первой мировой войны
Павел Лавринец
Вильнюсский университет
Статьи, заметки, очерки на разные темы помещал в
Эхо Р. Комаров (собств. Рефес).
Десяток его рассказов, опубликованных в каунасских газетах с 1927 по 1939 г., не
превышают уровня заурядной газетной беллетристики и появлялись, как правило, в
праздничных номерах: Весной… (пасхальный этюд),
Рождественские огни, Нюра
(пасхальный рассказ), Мерзнущие люди (рождественский рассказ). Также после
отъезда Бухова в СССР в русской печати Каунаса дебютируют Леонид Шувал и Пятрас
Лауринайтис (Петр Лавринайтис). Возможно, Л. Шувалу принадлежит подписанный
инициалами Л. Ш. очерк Как самаритяне справляют пасху (Наше эхо, 1929, № 43,
27 апреля). Среди немногих его публикаций – сонет в газете
Наше эхо (2 августа
1931 г.), перевод с немецкого рассказа Рудольфа Эгера и собственный рассказ
Нечистая сила в Литовском курьере (20 и 27 марта 1932 г.). Позднее, в период
советизации Литвы, он интенсивно печатал в вильнюсской газете
Новая жизнь (с 17
февраля 1941 г. Красное знамя) статьи, фельетоны, театральные рецензии и
стихотворения, славящие советский строй – Сталинские соколы,
Ударники к
5-тилетию стахановского движения, 12-е января к выборам в Верховный Совет СССР
(подробнее см.: Лавринец 1999, 117 – 118).
Произведения Р. Комарова, Л. Шувала, П. Лауринайтиса соответствует представлению
о беллетристике, поддерживающей достигнутое состояние литературы в промежутках
между появлением выдающихся произведений. Непросто отграничить литературу
беллетристического уровня, предполагающую достаточно высокое качество, от
ученических и любительских опытов. Но для Каунаса, где на страницах газет и
журналов местная литературная продукция в целом представлена не слишком обильно,
она важна в меньшей мере, чем для русского словесного творчества в межвоенном
Вильнюсе.
Здесь любительский характер носят стихи композитора и музыканта Константинаса
Галкаускаса (Константин Михайлович Галковский, 1875-1963)
1 января 1920 года
(Виленский курьер, 1920, № 193, 1 января), В добрый час (Литва, 1920, № 10, 29
августа), Года идут... (Виленское утро, 1925, № 1165, 1 января),
Уходя из
театра (Рижской труппе) (Наше время, 1931, № 96, 26 апреля),
Рождественский
сон (Наше время, 1932, № 5 января), множество стихотворений, посвященных
музыке, музыкантам, музыкальным инструментам –
Клавдий Аррау (Наше время, 1931
№ 41, 19 февраля), цикл Галерея русских композиторов (Наше время, 1931, № 85,
12 апреля), Инструментовка (Наше время, 1931, № 126, 3 июня),
Оркестр (Наше
время, 1931, № 160, 11 июля), Модест Петрович Мусоргский (Русское слово, 1939,
№ 149, 26 июня), и т.п.
В сущности, степенью мастерства и едва ли не служебной функцией от них мало
отличаются стихотворения Д.Д. Бохана, например, посвященные пасхе
Светлый праздник
(Виленское слово, 1921, № 224, 1 мая), Христос и Русь
(Наша жизнь, 1929, № 152, 5 мая), также Василек и
маргаритка (К кружечному сбору Русского Общества в Вильне 26 июля) (Виленское
слово, 1921, № 309, 26 июля), Новый год
(Виленское утро, 1922, № 81, 1 января), В день Рождества
(Виленское утро, 1922, № 87, 7 января), Наш праздник к
Дню русской культуры (Наша жизнь, 1929, № 182, 9 июня),
Гоголь к юбилею
писателя (Наше время, 1934, № 76, 1 апреля).
В русской печати Каунаса участвовали литовцы, и не только статьями
общественно-политической, культурной, театральной тематики (Людас Гира, Витаутас
Бичюнас, Пранас Лубицкас). Педагог, общественный деятель, поэт, журналист
Антанас Валайтис (1890-1976) поместил в Эхо (1922) перевод стихотворения
Майрониса Лес и литовец. Пятрас Лауринайтис (П.И. Лавринайтис; ?-1933),
студент, этнический литовец, по-видимому, потомок сосланного в Сибирь литовца, в
газете Литовский курьер осенью 1932 г. опубликовал несколько театральных заметок
и, под псевдонимом П. Адин, – прозаических опытов. Ему принадлежат также
переводы стихов Антанаса Мишкиниса (Наше эхо, 1929, № 103, 12 июля) и прозы –
рассказов Ромаса Стрюпаса в Балтийском альманахе и в
Нашем эхе – Инвалид
(1929, № 242, 24 декабря), Власть жертвы (1931, №№ 676, 677, 16 и 17 июня). На
литовский он перевел на часть книги стихов Е.Л. Шкляра
Летува золотое имя
(1927); его перевод, дополненный переводами Л. Гиры и П. Вайчюнаса, издан в
Каунасе (1931). П. Лауринайтис готовил перевод Двенадцати стульев И. Ильфа и Е.
Петрова; проделанная им работа частично использована Пятрасом Цвиркой, благодаря
чему перевод вышел (1937) с указанием двух переводчиков (см: Гянявичюте 1999).
Очевидно, русскоязычное творчество П. Лауринайтиса принадлежит скорее
специфической русско-литовской литературе. К ней возможно отнести также
историческую драму Винцаса Креве (1882-1954) Скиргайло, написанную на русском
языке и изданную в Вильнюсе (1922; литовский вариант 1924), и стихотворения
Людаса Гиры (1884-1946), публиковавшиеся в газете
Эхо – В альбом Е. Т.
Жихаревой... (1926), Не говори мне о любви...,
Много волн на буйном
море..., Я не вижу себе осанны... (1927). Гира, составитель
Русско-литовской
грамматики (1924, 1925), для русских газетах писал статьи на литературные,
общекультурные, общественно-политические темы:
Русское в литовском и литовское
в русском (Эхо, 1927, № 126, 5 июня) Первые дни литовской армии (Наше эхо,
1929, № 217, 24 ноября), Новая книга К.Д. Бальмонта о Литве (Наше эхо, 1930,
№ 312, 22 марта), Литва в поэзии К.Д. Бальмонта» (Наше эхо, 1930, № 337, 23
апреля). Позднее Гира вернулся к русскому языку в просоветских и
прокоммунистических стихотворений в период советизации:
Ликуй, Литва! (1940), К новому 1941 году,
Литва в Кремле, Первомай моей родины (1941).
Русско-литовская литература включает в себя прозу Владаса Бутлериса (Владимир
Фаддеевич Бутлер; 1867-1945). Он родился в Казанской губернии в семье
сосланного участника восстания 1863 г. Не владея литовским языком, в 1919 г.
прибыл на родину предков, служил в белорусском батальоне Литовской армии, вконец
обнищав после десяти лет мытарств, перебрался в Ригу. Опубликовал здесь серию
романов о судьбе сосланной в Сибирь литовской семьи:
За что?, По терниям
житейским, В когтях вампира (1929), Прошу встать – суд идет!,
Возвращение
человеческих прав (1930). В основанном им в Риге издательстве
Школа жизни
вышли сборник литовских сказок в переводе Ф.И. Шуравина под редакцией и с
предисловием К.Д. Бальмонта и книга рассказов
Мир любви Л. Кормчего (Леонард
Юлианович Король-Пурашевич; 1876-1944) с предисловием Бутлера
Четверть века в
литературном строю (1931). Его Бутлер повторил в каунасской газете
Наше эхo
(1931, № 580, 13 февраля). Кстати говоря, пасхальный рассказ Л. Кормчего
Весенний сон печатала Эхо (1925, № 93, 16 апреля).
Литовский перевод романа За что? (Už ką?) без обозначения переводчика (вероятно,
сам автор) вышел в Риге в 1929 г., последующие части – в Каунасе, куда вернулся
В. Бутлер (Gyvenimo erškėčiais, 1930; Vampyro
naguose, 1931; с правкой Юргиса
Талмантаса). Имя Владимира Бутлера изредка встречается на страницах каунасской
русской печати. Показательна его статья С.Р. Минцлов в Литве (Литовский
курьер, 1932, № 73, 21 июня), в которой акцентируются все биографические и
творческие эпизоды, связывающие писателя с Литвой. В конце 1930-х гг. Бутлер
работал над книгой Маршал Пилсудский и Вильнюс, намереваясь, как и в романах,
воспользоваться архивными материалами и семейными преданиями, поскольку глава
польского государства Юзеф Пилсудский приходился ему близким родственником
(Naujoji Romuva, 1937, nr. 18, gegužės 2 d., p. 410): из рода Бутлеров
происходит бабка маршала Теодора Пилсудска.
Предлагаемое различение русской литературы и литературы на русском языке
основано отнюдь не на этническом происхождении авторов. Оно учитывает большой
опыт изучения еврейской литературы, трехъязычной в России XIX – XX вв. В
частности, один из самых талантливых прозаиков Литвы XIX в. Л.О. Леванда – не
русский писатель, но один из основоположников русско-еврейской литературы, т. е.
«русскоязычной литературы, созданной на еврейские темы еврейскими авторами,
сознательно и прямо принадлежавшими еврейству» (Салмон 1998, 287). Критериями
принадлежности к русско-еврейской литературе служат достаточно определенные
признаки: еврейское национальное самосознание (отличное от не ставшего делом
национального чувства); укорененность в еврейской цивилизации, естественно
ведущая к еврейской тематике и материалу, с характерным взглядом изнутри на этот
материал; социальная репрезентативность и повышенная ангажированность; двойная,
русская и еврейская, цивилизационная принадлежность (Маркиш, 1995, 220).
Предложенные специалистами по еврейской литературе подходы mutatis mutandis
применимы к ряду авторов и текстов межвоенных Каунаса и Вильнюса. Они требуют
скрупулезности и гибкости анализа, диктуемой, в частности, динамичностью
материала и эволюцией общественно-политических и эстетических ориентаций
писателей, продемонстрированных в исследованиях Ш. Маркиша применительно к таким
непростым фигурам, как Г.И. Богров, С.Ан-ский, С.С. Юшкевич.
Белорус по происхождению К.М. Галковский в межвоенные годы чрезвычайно активно
участвовал в деятельности русских организаций Вильнюса, устраивал лекции,
вечера, концерты, посвященные классической русской музыке, романсам, сам сочинял
романсы на стихи собственные и русских поэтов, понимая свою активность как вклад
в русскую культуру. С другой стороны, жизненный путь В. Бутлера свидетельствует
о его литовской ангажированности, а тема его романов – судьба литовцев в царской
России. В приведенной заметке журнала Naujoji Romuva к 70-летнему юбилею
писателя подчеркивается, что он горячий литовец, хотя литовский язык плохо знает
(“karštas lietuvis, nors lietuviškai ir menkai moka”).
Любопытным материалом для анализа в этом свете служит поэзия Юрия Вегова и, в
частности, стихотворения На Немане, Вильне в газете
Вольная Литва.
Стихотворение Вильне выражает литовскую (возможно уточнение – не национальную,
но государственную) позицию: город – «рабыня, одалиска» под властью «надменного
властелина» и будет освобожден, для лирического субъекта стихотворения это свой,
родной город («Вильна – мать»), предмет стремлений, притягательностью
превосходящий европейские столицы («О, ни к Берлину, ни к Парижу / Так не влечет
любовь меня»). Для стихотворения на русском языке парадоксально нерусским и
экзотичным оказывается облик города, причем ‘своя’ экзотичность
противопоставляется отвергаемой ‘чужой’ экзотике:
Твоих обветрившихся готик
И серых базильянских стен
Мне не заменит крик экзотик
И арок чужеземный плен…
Юрий Вегов – псевдоним Язепа Варонки (Иосиф Яковлевич Воронко; 1891-1952), чье
белорусское самосознания и ангажированность не вызывает сомнений: белорусский
общественный и политический деятель, министр по делам белорусов в правительстве
Литовской Республики (1918-1920), издатель и редактор газеты
Вольная Литва.
Газета своими литературными материалами формировала представление о Литве в
этнографических границах (т. е. включающей в себя Вильнюсский край) как общем
доме литовцев, евреев, белорусов. Эта тенденция сказывается в публикации
стихотворений Янки Купалы в переводах В.Я. Брюсова, Е. Нечаева, Ады Чумаченко,
статьи А. Ружанцова (впоследствии заслуженный литовский библиограф)
Белорусско-литовские части в наполеоновской армии и тому подобных материалов.
ссылки | литература |
santrauka |
summary
top
|