Становление русской литературной жизни
в Вильнюсе и Каунасе после Первой мировой войны
Павел Лавринец
Вильнюсский университет
Иного рода совокупность проблем представляет собой творчество
Евгения Львовича
Шкляра (1893-1941). С ноября 1920 г. он жил в Каунасе, в газете
Эхо
опубликовал свыше сорока стихотворений в 1921 г., примерно столько же в
следующем году; газета печатает его театральные и литературные заметки, очерк о
русском литературном Берлине, куда Шкляр перебрался на длительное время. В 1923
г. стихотворений Шкляра в Эхо насчитывается всего четырнадцать. Издав свой
первый сборник стихов Кипарисы в Каунасе
(1922), три последующих в Берлине, он участвовал в издании международного
Балтийского альманаха (редакция располагалась первоначально в Берлине). Затем
работал в рижской газете Народная мысль, в Риге вышла его пятая книга
Посох
(1925).
В 1926-1927 гг. Шкляр жил в Париже, где издал книгу стихов
Летува золотое
имя. К концу 1927 г. он вновь в Каунасе, работает редактором возобновлявшегося и
вновь приостанавливавшегося Балтийского альманаха, газет
Наше эхо (1929-1931),
Литовский курьер (1932-1933), Литовский вестник (1935-1939), по литературным
и издательским делам выезжая в Ригу. Написанная в 1927-1929 гг. в Каунасе
поэма Илья, Гаон
Виленский и оказавшийся последним сборник поэзии
Poeta in aeternum
(1935), включивший стихотворения 1925-1935 гг. и переводы литовских поэтов,
изданы в Риге.
Является ли он поэтом русским – и в каком отношении? Русский язык его
стихотворений, означенная посвящениями, эпиграфами, цитатами ориентация на
русскую литературу, характерные для поэзии эмигрантов темы ностальгии и
разоренной России позволяют ответить утвердительно. В то же время ничего не
известно об участии Е.Л. Шкляра в деятельности русских общественных организаций
и знаковых мероприятиях, связанных, например, с юбилеями русских классиков.
Неизвестно и о его участии в еврейских организациях, хотя для него не было
безразличным еврейское происхождение и принадлежность по матери к роду
Вильнянских, по семейному преданию, связанному с Гаоном кровными узами. С другой
стороны, в статьях и заметках Шкляра очевидно повышенное внимание к художникам и
актерам еврейского происхождения, постановкам Еврейского театра, визитам в Литву
поэта Х.Н. Бялика или историка Дубнова. Суть иудейской пасхальной вечери
(седера) передает стихотворение Пятьдесят непокорных столетий… в третьей книги
стихов Шкляра Огни
на вершинах (Берлин 1923). Его стихотворение
Памяти капитана Трумпельдора
написано к пятой годовщине героической гибели (1920) при обороне еврейского
поселения Тель-Хай на севере Палестины национального героя еврейского народа.
Еврейскую идентификацию поэта подкрепляют автохарактеристики «сына пустыни»,
«внука пирамид» и вечного скитальца.
Еврейские мотивы у Шкляра причудливо переплетаются с литовскими: в стихотворении
Литва в ряду символов края соседствуют Неман, Чурланис и Сарра (Вольная Литва,
1921, № 2, 7 июня), в стихотворении В полях Дзукии олицетворенная Дзукия «меж
берез и елок» глядит «Куполами розовых костелов, / Алтарями синих синагог…», в
стихотворении Стража на Нерисе
- иудейский мотив сравнения неискоренимой жажды литовцев
соединиться с Вильнюсом:
И как во Израиле вечно живет
Мессия божественнолицый,
Так полон надежды литовский народ,
Что Вильна вновь станет столицей.
Вместе с тем Шкляр – несомненно поэт Литвы, не оставлявший литовских тем и в
длительных отъездах из страны. В его стихах предстает Литва в легендарном былом,
историческом прошлом, устремленном в будущее настоящем, в своих деревнях и
озерах, берегах Немана, Дубиссы, Вилии, Венты. Топонимия охватывает чуть ли не
все регионы – «огни Эжерен», т. е. Зарасай, «жмудские боры» и «жемайтские леса»
(Летува золотое
имя), «хлебосольные Плунгяны» (В литовской Сибири»), «легендарная Дайнава»
(В.
Креве-Мицкевичу), «васильков лазоревая синь» Сувалкии (Меж листвы густой и
загорелой…); одни только названия: В Уцянских лесах,
В полях
Дзукии, Ukmergė (Город Мертвой Девы).
Совокупный образ Литвы дополняется стихотворными посвящениями литовским поэтам
(Л. Гире,
Ю. Тисляве, В. Креве-Мицкявичюсу,
В.
Путинасу, В. Бичюнасу, Ю.
Балтрушайтису, К. Бинкису,
П.
Вайчюнасу, Б. Сруоге, К. Юргялионису, К. Пуйде, Ф. Кирше), к которым à la lettre причисляет
себя и лирический герой Шкляра. Достойна внимания пролитовская позиция в
изображении средневековых русско-литовских войн
(Истукан,
Песьи головы, Летува золотое имя) и аналогичная подача материала в номере Балтийского
альманаха, посвященного 125-летию похода Великой армии в Россию (1937, № 6-7).
В частности, Наполеон в стихотворении Шкляра
S-te Helene в специальном номере
– прежде всего тот, кто «свободу Литвы предрешил».
В переводах Шкляра опубликованы десятки стихотворений литовских поэтов разных
поколений и направлений: Майронис,
В. Кудирка, В.
Креве, В. Миколайтис-Путинас, П. Будвитис, Ю. Тумас-Вайжгантас,
Ю.А.
Гярбачяускас, М. Густайтис, Л. Гира, Ю.
Микуцкис, К. Юргялионис, К. Бинкис, П.
Вайчюнас, Ф. Кирша, П. Моркус, А. Венуолис,
В.
Сириос-Гира, Ю. Тислява, Ю. Жлабис-Жянге, Т. Тильвитис. Шкляр писал статьи о
Майронисе,
Бинкисе, Бичюнасе, Бразджионисе, Вайжгантасе, Видунасе, Стрюпасе, переводил
прозу Вайжгантаса, Савицкаса, Стрюпаса, рецензировал книги и постановки
драматических произведений литовских писателей. Очевидно его врастание в
литовскую культуру: в 1930-е гг. участвует в литовских литературных вечерах и в
периодике на литовском языке, пишет статьи для журнала
Naujoji Romuva, ведет
литературную страничку в еженедельнике Sekmadienis, готовит, по сообщениям
печати, книгу своих стихов на литовском языке.
Заметка в еженедельнике
Diena в апреле 1930 г. к 10-летию литературной работы
Шкляра подчеркивала, что он пишет по-русски, но в большей части своего
творчества является настоящим певцом Литвы. Л. Гира называл его «литовским
нелитовцем» и «патриотом Литвы». В предисловии к изданию литовского перевода
Летува золотое имя поэт подчеркнул, что Шкляр – не эмигрант и ощущает себя сыном
Литвы, поэтому он оказался неприемлемым для русского рассеяния.
Л. Гира сравнил его с Ю. Балтрушайтисом и отметил принципиальное отличие взгляда
Шкляра на Литву от взгляда на Кавказ русских поэтов XIX в. Вероятно, отличие
заключается в том, что взгляд Шкляра – это взгляд изнутри. Возможно, поэт
представляет собой пример двойной или даже тройной цивилизационной
принадлежности, в терминологии Ш. Маркиша, или «феномена национально-культурного
пограничья», «культурного билингвизма» (Исаков 1997, 112-113). Определенность
может внести детальная реконструкция биографии Шкляра, выяснение его отношений с
эмигрантскими кругами Берлина, Риги, Парижа, анализ восприятия его творчества
русской зарубежной и литовской (полтора десятка статей, заметок, рецензий
поэтических книг) критикой, тщательное исследование образного строя его поэзии.
Из представленного обзора вытекает несколько выводов. Во-первых, авторов,
создававших художественные тексты на русском языке в межвоенной Литве, не много.
Во-вторых, не все они безоговорочно принадлежат русской культуре, а их
произведения – русской литературе. В-третьих, творчество наиболее выдающихся и
плодовитых авторов А.С. Бухова и Е.Л. Шкляра нуждается в изучении. Можно
предположить, что юмористика Бухова 1920-1927 гг. в лучших ее образцах
является такой же частью литературы русского зарубежья, как и творчество А.Т.
Аверченко или Тэффи, к которым, видимо, до сих пор не применялись определения
«русский писатель Чехословакии» или «русский писатель Франции»: они вносили
вклад в экстерриториальную русскую литературу. Напротив, творчество Е.Л.
Шкляра, отчасти либо в некоторых отношениях, представляет собой поэзию
русско-литовскую, русско-еврейскую или литовско-еврейскую на русском языке.
ссылки | литература |
santrauka |
summary
top
|