Н. Цуриков: Дети эмиграции

(Обзор 2400 сочинений учащихся в русских эмигрантских школах на тему: “Мои воспоминания”).

[prev. in:] Дети эмиграции, сборник статей под редакцией проф. В.В. Зеньковского, Прага 1925.

Похороны убитых

“После ухода Черняка все трупы были похоронены, а собрали их все в женской гимназии. Посреди гимназии лежала израненная наша начальница Колокольцева. Ее сверху накрыли, потому что она имела ужасный вид”.

“Помню большой Владимирский собор в Киеве и в нем тридцать гробов и каждый фоб был занят или гимназистом или юнкером. Помню ясно крик дамы в том же соборе, когда она в кровавой каше мяса и костей, по случайно найденному ею крестику, узнала сына. Мурашки бегают по коже, когда почувствуешь этот крик. Помню взрыв пленных офицеров в Педагогическом Музее. Помню...”

“Офицеры устроили в Ставрополе восстание, но оно было открыто, всех ожидала несомненная смерть, казни производили в юнкерском училище: вырывали ногти, отрезали уши, вырезывали на коже погоны и лампасы; через несколько дней большевики оставили Ставрополь; оставшиеся в живых отслужил и молебен; все убитые были похоронены в братской могиле. Я с папой была на похоронах, хотя мама меня не хотела пускать; панихида была во дворе юнкерского училища; родственники убитых плакали - я в первый раз в жизни видела у папы на глазах слезы; архиерей служил панихиду и плакал; воздух был наполнен запахом разлагающихся трупов; во дворе были кучи навоза - из одной кучи торчала человеческая рука - после панихиды мертвых повезли на кладбище; за гробами ехали два брата, которые были заперты большевиками в погребе: их было заперто трое, но один не вынес 4-дневного заключения и умер с голоду; два другие остались живы, но были бледны, с искусанными руками до крови. Они не могли стоять на ногах и ехали в экипаже, за эти четыре дня они поседели. Придя домой, я не могла есть несколько дней - эта картина стояла перед моими глазами”.

Страдание и смерть родителей и близких детей

“Потом мы поехали в деревню, там большевики убили моих папу и маму”.

“Потом большевики выкопали несколько ям и закопали убитых и моего папу тоже”.

“Пришел вестовой и сказал, что отца повели к расстрелу. Я не мог проговорить ни слова”.

“На другой день, когда они опять ворвались к нам, увидели моего дядю в погонах и офицерской форме, хотели сорвать погоны, но он сам спокойно их снял, вынул револьвер и застрелился, не позволив до себя дотронуться”.

“Я уже навеки прощалась с папой, я знала, что его ждет неминуемая смерть с мучениями и пытками”.

“Ворвались какие-то страшные люди, совсем не похожие на людей, вооруженные чем попало, схватили папу и увели, кинув нам только, что до 8-ми часов он будет повешен”.

“У нас сделали обыск и хотели убить мою бабушку, но не убили, а только ранили рукояткой револьвера”.

“И потянулись страшные памятные дни. По ночам, лежа в постели, жутко прислушиваешься в тишине. Вот слышен шум автомобиля. И сердце сжимается и бьется, как пойманная птичка в груди. Этот автомобиль несет смерть... Так погиб дядя, так погибло много из моих родных и знакомых”.

“На этот раз были арестованы и папа и мама, я пошла к маме в тюрьму. Я с няней стояла около тюрьмы несколько часов. Наконец настала наша очередь, мама была за решеткой. Я не узнала маму: она совсем поседела и превратилась в старуху. Она бросилась ко мне и старалась обнять. Но решетка мешала, она старалась сломать ее; около нас стояли большевики и хохотали.

Я отерла слезы, стала успокаивать маму и показала ей на большевиков. Мама увидела их смеющиеся физиономии и, скорей простившись, сама ушла. После этого свидания я уже не хотела больше идти. Я не хотела, чтоб большевики смеялись над нашим горем”.

“Большевики совсем собрались уходить и перед отходом изрубили все вещи и поранили брата. Потом один из них хотел повесить маму, но другие сказали, что не стоит, так как уже все у них отобрали и все равно помрем с голоду”.

“Они потребовали мать и старших сестер на допрос. Что с ними делали, как допрашивали, я не знаю, это от меня и моих младших сестер скрывали. Я знаю одно - скоро после этого моя мать слегла и вскоре умерла”.

“Я своими глазами видела, как схватили дядю и на наших глазах начали его расстреливать, - я не могу описать всего, что мы переживали”.

“В одну ночь большевики пришли грабить ферму, споймали моего отца, связали ему руки и ноги, поставили к стене и били и закопали его в одном белье. Нам потом сообщили, что его убили и привезли его шапку в крови. Моя мать долго не верила и потом она ослепла”.

“Я очень испугался, когда пришли большевики, начали грабить и взяли моего дедушку, привязали его к столбу и начали мучить, ногти вынимать, пальцы рвать, руки выдергивать, ноги выдергивать, брови рвать, глаза колоть, и мне было очень жаль, очень, я не мог смотреть”.

“Отец перед смертью попросил передать кольцо и часы жене, но получил насмешки, тогда отец ударил по лицу большевика, грянул выстрел и он упал, тяжело раненный, тут его добили прикладами... Два мои старшие брата тоже погибли от большевиков”.

“Стали обыскивать, отца стащили с кровати, стали его ругать, оскорблять, стали забирать себе кресты... отец сказал: я грабителям не даю и ворам тоже не даю. Один красноармеец выхватил наган и смертельно его ранил. Мать прибежала из кухни и накинулась на них. Они ударили ее шашкой и убили наповал. Моя маленькая сестра вскочила и побежала к нам навстречу. Мы пустились бежать в дом. Прибегаем... все раскидано, а их уж нет. Похоронили мы их со слезами, и стали думать, как нам жить”.

Вот что сами дети испытали.

Соблазнение детей

“Явился к нам комиссар, который нам предлагал конфет и угрожал только, чтоб мы ему сказали, где наш отец, но мы хорошо знали, что они его хотят убить, и молчали”.

“Отец скрылся в поле. Я остался один с лошадьми в поле, чтобы снабжать отца пищей; меня притесняют, не позволяют возить много пищи в поле и всячески стараются выпытать, где отец, а я молился Богу, чтобы Он сохранил моего отца и меня от соблазнов, которые мне эти разбойники предлагали”.

top