А. Бем - Наблюдения и выводы
[prev.
in:] Дети эмиграции, сборник статей
под редакцией проф. В.В.
Зеньковского, Прага 1925.
Совместное
обучение отчасти вырабатывает те
стороны психики, которые так
необходимы в жизни. И в этом
вопросе очень интересен опыт
совместной школы-интерната. В
Шуменской гимназии, где менее
всего регламентировано общение во
внеклассное время, по мнению
педагогического персонала, “совместное
нахождение в школе с интернатом на
мальчиках отражается благотворно.
Оторванные от родного очага, не
имеющие близких, мальчики находят
в такой школе условия,
приближающиеся к нормальным
условиям существования. Вносимая
девочками чистота нравов и
отношений спасает их от одичания и
огрубения и дает им случаи
упражнять заложенное в каждом из
них стремление защиты и помощи
слабому. Близость девочек
заставляет мальчика внутренне
подтягиваться, сдерживаться от
грубых выходок”. Менее
благоприятно, по наблюдениям
гимназии, влияние мальчиков на
девочек: “Близость мальчиков
делает девочек более
легкомысленными, а близкая и
всегда готовая помощь со стороны
однокашников способствует
развитию в них беспечности”.
Постоянное общение создает
упрощенность отношений,
напоминающую такую же в семье. “Нередко
можно видеть девочку, трудолюбиво
склонившуюся над штопкою рваных
штанов своего одноклассника,
причем это отнюдь не означает
какой-либо особой
заинтересованности между ними”.
Чрезвычайно выгодное впечатление
производят воспоминания старших
тем, что они за редчайшими
исключениями вовсе не касаются
отношений полов. А ведь
большинство из них прошло через
гражданскую войну. Что и в этой
области ими немало пережито,
свидетельствует хотя бы запись
мальчика, попавшего в Мелитополе в
советское общежитие: “Боже мой!
что только я здесь не перенес, чего
только не видел. Женщины меня учили
разным гадостям и смеялись, когда я
стеснялся, поэтому мне поневоле
приходилось стараться делать то,
что они говорили и хотели” (IV кл. 18
л.). И вот, несмотря на тяжелое в
этом отношении прошлое, в
отношениях юношей и девочек в
школе эта сторона почти не
сказывается. Тех трудностей, каких
можно было ожидать, в
действительности нет. “Сплетен и
двусмысленных рассказов в среде
мальчиков про девочек и, наоборот, -
говорит отчет шуменской гимназии, -
почти не замечается. Напротив,
имеются данные утверждать, что
попытки в этом направлении
встречают резкий протест среды.
Единичные случаи отступления от
этого являются характерными не для
среды, а только для лиц, вызвавших
эти случаи” [10]. Здесь мы снова
видим, какая большая
сопротивляемость у детей
окружающей их обстановке.
Все сказанное
приводит нас к общему выводу: при
изменившихся условиях главная
задача лежит в создании школы,
восполняющей семью. Для ребенка, не
похожего во многом на прежнего, но
относительно сохранившегося школа-семья
может дать ту обстановку, при
которой он войдет физически и
морально здоровым в жизнь.
Школа для детей,
столько испытавших, не просто
место учения. Для них в большинстве
случаев со школой связано
возвращение к нормальной жизни;
здесь они могли забыться от
недавних кошмаров и снова
почувствовать себя детьми. Именно
поэтому так много теплых слов в
сочинениях о своей школе, так
искренняя благодарность тем
государствам, которые их, детей,
приютили и дали возможность жить и
учиться. Дети, прошедшие через
всяческие испытания, благодарны
судьбе за немногое. Девочка-институтка,
для которой с революцией связано
воспоминание о “всегда
расстроенных лицах” близких,
потерявшая мать и бабушку,
проделавшая эвакуацию с
институтом из Харькова в
Новочеркасск и поездку в Югославию,
о которой говорит: “Смутно я помню
эту поездку; длинная и грустная
была эта поездка”, девочка эта
замечает об институте, где учится
теперь: “Живем хорошо: нас кормят,
одевают очень хорошо. Учимся в
хорошем здании при хороших
условиях, за что и надо благодарить
Бога” (IV кл.). Даже уже одно
поступление в школу вызывает
необычные для детей прежнего
времени мысли и чувства: “Я была
очень довольна, что меня приняли,
так как маме трудно зарабатывать
деньги для прокормления”, - пишет,
например, девочка (III кл.).
Мы имеем перед
собой трудный в воспитательном
отношении, но и очень благодарный
материал. Педагог-воспитатель
должен найти пути к душе
современного ребенка, должен
осторожно подходить к его прошлому
и не забывать, что это прошлое не
могло пройти бесследно. Он должен
уметь использовать этот ранний
опыт ребенка в его же пользу,
помочь ему осмыслить пережитое,
подняться над чувством ненависти и
мести, которое многие затаили в
себе, и укрепить их творческий
порыв служения родине.
Бесконечно
труднее и сложнее задача педагога-воспитателя
с детьми-взрослыми, с детьми,
которым жизнь нанесла жестокие
душевные ранения. Никаких общих
указаний здесь дать нельзя,
приходится всякий раз считаться с
индивидуальностью ребенка и его
душевным состоянием. Думаю, что
здесь очень важно точно знать,
какое событие явилось для ребенка
решающим в его внутренней жизни. В
этом случае уже не вернуть ребенку
утраченного детства; слишком
сильны были личные страдания,
чтобы их вырвать из его души. Школа
может лишь укладом своей жизни
оттеснить в глубину сознания
пережитое, дать затянуться
душевным ранам. Именно за это так
ценят школу взрослые дети. Здесь у
них рождается надежда, что они
снова воскреснут к прежней жизни.
“Жестокий ураган большевизма сбил
меня с ног, тяжело ранив при этом”,
- пишет юноша-кадет. “Только теперь
я начинаю оправляться от этой раны
и думаю, что в конце концов она
совсем заживет и от нее останется
только слабый рубец” (VIII кл.).
Однако детские воспоминания
показали, как остро еще в душе все
пережитое, как легко и ярко оно
вырывается при первой возможности
на поверхность сознания. “Но я
никогда не забуду своей жизни в
России в последний год, - говорит
девочка, - и часто среди веселья и
шума перед глазами встают лица
умирающих от голода и слышатся их
крики и проклятия большевикам” (VI
кл.). Вместе с воспоминаниями с
большой напряженностью воскресают
в памяти обиды и горечь, чаще еще
чувство ненависти и мести к тем,
кого ребенок считает виновником
своих испытаний. Девушка,
побывавшая в чрезвычайке, пишет: “Все,
что я видела, чересчур тяжело, но
воспоминания, кроме ужасной тоски,
возбуждают во мне ужасную злобу,
ненависть к этим людям, которые
заплевали нашу Россию, наши храмы,
дворцы” (VI кл.).
Следы этой
ненависти, часто неосмысленной,
направленной под влиянием
политических настроений взрослых
ко всему, что так или иначе в
представлении ребенка связано с
революцией, встречаются на каждом
шагу.
На все это
нельзя закрывать глаза, не должно
этого и замалчивать. Несомненно,
много жуткого и болезненного таит
в себе душа ребенка, прошедшего
через нечеловеческие испытания.
Страдания были огромны и, раз
ворвавшись в душу ребенка, они
оставили в ней “неотразимые обиды”.
Бороться с этим прежними приемами
воспитательного воздействия
безнадежно; думать, что их можно
победить путем режима военной
дисциплины, - значит не понять
сложности задачи, перед педагогом-воспитателем
стоящей [11]. Заставить просто
забыть прошлое невозможно и
педагогически неоправданно. Надо,
опираясь на жизненный опыт,
направить юношу на путь
творческого преодоления своего
прошлого, поднять его над мелким и
преходящим и направить по пути
высшего осмысливания как своей
личной жизни, так и судеб своей
страны. Надо быть на высоте того
профессора, который вернул ребенку
смысл жизни. Юноша-доброволец,
дважды раненный, впал в отчаяние
после крушения добровольчества: “Все
погибло - все надежды, все
стремления, все... и я принял отраву;
но к счастью меня вылечили и
внушили мне, что нужно жить, что
стыдно и позорно умирать
испугавшись жизни...” (V кл.). Тут
прежде всего огромную роль играет
сила нравственного примера
воспитателя, заражения своей верой
и своим пониманием жизненной
трагедии наших дней. Этого не
всегда можно требовать, но надо во
всяком случае одно: серьезное и
вдумчивое отношение к запросам
ребенка, умение и выслушать и
вникнуть в его внутренний, часто
путаный и больной мир. Только
внутреннее перерождение, большой
душевный сдвиг может вырвать из
души взрослого-ребенка обиды и
страдания, нанесенные ему
беспощадной жизнью. Надо помочь
ему, кто может и кто в силах, стать
на этот спасительный путь. Его
нельзя указать, его можно лишь
наметить. И намечает его в
удивительных словах ребенок-девочка:
“И сколько раз в тишине
полутемного дортуара думалось мне,
одинокой девочке: “Боженька,
неужели все так и останется.
Помилуй Россию, помилуй меня!” (VI
кл.).
Осмыслить свои
испытания как часть страданий
родины, видеть свое спасение в ее
воскресении - вот путь, который мне
чуется в этих молитвенных словах.
5 июня 1925
[10]
Бюл. Пед. Бюро, №7, с. 38-39.
[11]
“На учащихся старших классов
определенно резко и больше всего
сказывается пребывание их в армии
со всеми хорошими и дурными
сторонами этого пребывания. Любовь
к родине, готовность отдать за нее
свою жизнь, самостоятельность,
решительность, мужество и
храбрость — таковы положительные
качества этой группы учащихся. Их в
гимназии почти половина (40%). Легкое
отношение к завтрашнему дню,
недостаточно заботливое отношение
к гимназическому имуществу,
неумение ценить ни своей, ни чужой
собственности — таковы
отрицательные стороны этой группы
учащихся. К таким учащимся более
применимы требования военного
воспитания, с воспитателями
бывшими в рядах армии”. (Галлиполийская
гимназия). — Бюл. Пед. Б. №7, с. 63.
top
|
