А.Л. Бем -
Пахнет верблюдом
[prev.
in:] Молва, 27 августа 1933, Nо 195
Не
знаю, что попадает в редакторскую
корзину фактического редактора Последних
новостей, но судя по тому, что
печатается иногда на страницах
газеты, он должен быть человеком
мягким и снисходительным. Если бы
всюду были такие редакторы, то
Антон Крайний, наверно, не
жаловался бы на "эмигрантскую
цензуру". Я догадываюсь, что все
же кое-что из присылаемого
попадает и под стол, но решает
судьбу рукописей отнюдь не
литературное качество. Иначе серия
путевых очерков С. Полякова-Литовцева
По далеким океанам уж, наверно,
нашла бы там свое вечное упокоение.
Право,
читая эти очерки (см. Последние
новости от 18-го, 25-го июля и 1-го
августа) [NoNo 4500, 4507, 4514], я всячески
старался объяснить себе, почему
эмигрантский читатель обязан
знакомиться с впечатлениями,
вынесенными г. Поляковым-Литовцевым
от его путешествия "по далеким
океанам". Он не является,
насколько я знаю, знаменитым
путешественником, или говоря
стилем самого автора, "испытанным
путешественником морем". Хотя он
и сам, предупредительно сообщает,
что в течение девяти месяцев
путешествовал "по экзотическим
странам обоих полушарий" и видел
"кое-что из Британской империи",
но ведь этого одного мало. Его
открытия, правда, очень любопытны и
полезны, особенно для родителей ,
которые собираются путешествовать
с детьми. Красное море (а речь идет
о нем) - самое душное море на свете
... "В летние месяцы оно иногда
цепенеет от зноя до мертвенной
неподвижимости - не струятся воды,
не колеблется воздух. Замирают в
бездействии даже вениляторы и
веера. ... Случалось, что в летнюю
пору в Красном море на смерть
задыхались дети и больные сердцем.
Так что некоторые пароходные
компании официально советуют в
проспектах не брать с собой в июне
в путешествие детей." Чтобы дать
представление о г. Полякове-Литовцеве
как путешественнике, я сообщу уж
заодно его объяснение этого
странного явления. "Объясняется
это тем, что Красное море очень
узко; - на карте оно имеет вид
сосиски между двух больших
окороков (Аравийского и
Средиземного морей) и на всем
протяжении плотно объято
бесчисленными пустынями Азии и
Африки, да еще с Сахарой позади
Либийской пустыни. Окружено оно
знойными странами: Аравией,
Верхним Египтом, Суданом и
Абиссинией." Теперь понятно,
почему "дети и больные сердцем в
Красном море задыхаются насмерть."
Но наш путешественник ищет в почве
универсального объяснения. Он
хочет объяснить топографией и
характер населения, и его историю.
"Жаркие кругом живут племена!"
- восклицает он, а дальше переходит
к истории: "Дышит на Красном море
и зной истории: мы плывем мимо
Синая!".
Во
всяком случае, г. Поляков-Литовцев
не настолько оборащает наши
сведения о Красном море, чтобы
одним этим оправдать свое право на
появление его очерков в печати. Но,
может быть, он послан "собственным
корреспондентом" в Палестину? Но,
как известно, на этот случай у Последних
новостей существует г. Неманов,
который после состояния
придунайских государств. Очевидно,
не в звании корреспондента дело.
Остается предположить, что очерки
г. Полякова-Литовцева обладают
особенными художественными
достоинствами? Вероятно, именно
это качество должно оправдать их
появление? Но тогда и я имею
право на них отозваться в своих "письмах
о литературе".
О
стиле г. Полякова-Литовцева дают
представление уже приведенные
выше отрывки. Во всяком случае, он
не боится смелых сравнений:
Красное море - сосиска между двух
окороков, уж это одно говорит о
богатом и при том кулинарно
окрашенном воображении автора. Но
я не могу отказать себе в
удовольствии привести еще
несколько образцов художественной
прозы нашего путешественника. Вот
как передается картина отплытия
парохода: "Самая
торжественность и строгий чин,
почти божественное самодержавие
капитана, ощущаемое в эти
напряженные минуты, говорят о том,
что под внешним спокойствием
правящей иерархии парохода лежит
неусыпное сознание дерзновенного
предприятия, опасного подвига... Но
вот ревнула гигантская труба,
незаметно тронулась мощная
громада, двинулся назад и
отделился берег. Разорвалась какая-то
нить между нами и землей, и после
краткого межждуцарствия, после
медлительной борьбы двух
притяжений, мы уже всецело
поглощены новой стихией...".
Это
образец высокогo, торжественного
стиля. Здесь он может
посоперничать с другим постоянным
сотрудником "Последних новостей",
г. Юниусом, в недавней статье
которого о Гитлере я нашел такую
фразу: "В этом качестве он (т.е.
Гитлер - прим. А. Бема) и пришел на
собрание "немецкой народной
партии", где произошла встреча
двух субстанций - Гитлера и
расистской идеологии в лице
инженера Федера" [Последние
новости, 27.07.33, No 4509].
Но
где Поляков-Литовцев не имеет
соперников, так это в другом, более
ему свойственном, стиле "неглиже
с отвагой".
Вот
как он считает возможным излагать
историю острова Цейлона. "В
первый период своей истории
сингалезцы занимались, главным
образом, производством военных
героев ... Несколько позже они
занялись делом. Стали строить
замечательные храмы и дворцы." О
религии, пусть даже сингалезцев,
говорится все в том же развязном
стиле: Священную ветвь дерева, под
которым Будда впервые познал
блажженство нирваны,
представляющую величайшую святыню
сингалезцев, по словам г. Полякова-Литовцева,
"король с большой помпой
доставил в свою столицу... За этой
реликвией последовали другие, и
чем больше появлялось реликвий
Будды, тем больше возникало
ххрамов и часовен, ибо каждая
реликвия требовала особенного
вместилища." Г. Поляков-Литовцев
не чувствует, что говорить о храмах
и часовнях как о "вместилищах"
для реликвии - это признак той
полукультурности, которой
пропитаны его очерки от начала до
конца.
Той
же безвкусицей отдает от "мелкопоместных
божков", охранявших своих
ревнителей от определенных
напастей, "каждый по своей
специальности".
Эта
полукультурность особенно дает
себя знать там, где автор хочет
быть своеобразным и
непосредственным. Вот он
пересчитывает "цистерны царицы
Савской", которых, по его словам,
"кажется дюжина", но он "забастовал
на седьмой". Не правда ли, это
очень мило, считат цистерны
дюжинами и "бастовать" при их
подсчитывании? Об этой стороне
стороне стиля автора дадут
представление несколько примеров,
вырванных наудачу: "Бедная
восточная жизнь в оголенной своей
мизерности!" или "обнаженные
груди, плечи, руки блистательно
упруги...", с рыбами... "случаются
большие авантюры" (авантюра - это
случай, когда летающая рыба "угодила
через окно столовой в суповую
тарелку перепугавшейся насмерть
старой англичанки"), в форме
Аденской горы "чувствуется
застывшая конвульсия", "каждый
пароход... по-своему реагирует на
подводные течения"; чтобы узнать
слона, это "пленительно сскучное
чудовище" наадо его "понюхать
на свободе или, хотя бы, ... в
зоологическом саду". Таких
стилистических красот в очерках г.
Полякова-Литовцева сколько хотите.
Его эпитеты тоже неожиданны и
прекрасны: "наивные корабли",
"командные морряки". Восток -
"сомнительный и робкий", "роскошно
золотая степь" и т.д. без конца.
Язык
г. Полякова-Литовцева заслуживаает
специального исследования. Грубых
ошибок, вроде "ревнула труба",
у него мало, но веесь строй его
языка, все построение предложений,
оттенки словоупотреблений
совершенно чужды русскому языку и,
в то же время, это не язык
иностранца. Это именно тот язык
полуинтеллиента, у которого, может
быть, в кармане даже диплом высшего
учебного заведения, а в то же время
он сохраняет в полной
неприкосновенности свою
внутреннюю безграмотность. "Солнце
слишком печет с юга, пароход
заслонится от него шатром из
полотна..." - здесь внешне все
правильно, но до чего это
безграмотно! Или другой пример.
Говорится об английских
археологах, прославившихся своими
раскопками на Цейлоне. "Многие
века спали в джунглях "похороненные
города", пока со своими
археологами, лопатами и машинами
не пришли на Цейлон англичане."
Опять как будто бы все правильно, а
как не вспомнить знаменитое "шел
дождь и два студента".
Но,
кажется, я впал в серьезный тон. Да
и по существу мне не до смеху. Ведь
уже три подвала Последних
новостей заполнено "очерками"
г. Полякова-Литовцева, а конца все
еще не предвидится. Почему же,
почему, спрашиваю я, такая
редакторская мягкость к этому
автору? Ведь никаких особых заслуг
перед литературой у г. Полякова-Литовцева
нет, а его очерки не обещают ему
тоже оставить имя в литературе. Так
зачем же так много Полякова-Литовцева?
Но
не только это меня волновало в
процессе обдумывания статьи. Еще
больше забот мне доставило
заглавие. Я долго не мог найти
ничего подходящего, но меня
выручил сам автор. В конце второго
фельетона я нашел выразитеельную
строчку: "Пахнет верблюдом".
Вот мне и показалось, что лучшего
заглавия мне не придумать. Хотя,
если вы меня спросите, почему, я
ответить затрудняюсь. Может быть
потому, что, по словам автора,
верблюжий запах "чуть-чуть
тошнотный", а может - и поп какой
другой причине. Но иного заглавия я
так и не придумал. Приходится
оставить так.
Прага,
б.д.
 |
Русская эмиграция в Польше и Чехословакии (1917-1945) | Фотоархив
| Балтийский Архив | К заглавной
|
