Тамара Соколова

(1892-195?) - В межвоенные годы считалась любимицей виленской публики. На вечерах поэзии актеры охотно декламировали ее поэзию и исполняли песни на ее стихи. Стихотворения Тамары Соколовой печатались в местных газетах, женском журнале Очаг (Львов), в сборниках русской поэзии Польши. Участвовала в деятельности Литературно-артистической секции Виленского Русского Общества и заведовала основанной в 1922 г. при Виленском Русском Обществе библиотекой (к 1939 г. насчитывала 5 тысяч книг и советскими властями была ликвидирована); участница Сборника русских поэтов в Польше (Львов 1930), Антологии русской поэзии в Польше (Варшава 1937), Сборника Виленского Содружества Поэтов (Вильно 1937), журналов Утес (Вильно) и Очаг (Львов), стихи в виленских газетах 1920-1930-х гг. (Виленское утро, Наша жизнь, Новая искра). Арестована советскими репрессивными органами 25.10.1940 г., содержалась в Вильнюсе в заключении. Военным трибуналом 15.03.1941 г. приговорена к смертной казни, замененной десятью годами лагерей. Вывезена 16. 06.1941 г. в Воркутпечлаг (Коми АССР). С 06.12.1950 г. в ссылке в Новосибирской области.
[Т. Соколова в Балтийском Архиве]

Тройка

Санки! Снег... Раздолье... Снова санный путь!

Вспомнить нашу тройку, вспомнить и вернуть.

Коренник напрягся, влег в хомут, рванул.

Берегись! С дороги! - ветер, свист и гул.

Пристяжныя - чудо, шеи круто вбок, -

Позавидуй, Запад, и гордись, Восток!

Гривы перевиты лентой дорогой,

Колокольчик пляшет под красой, дугой,

Пляшет колокольчик - не один, а пять!

Как сдержать дыханье? Сердце как унять?

Расписная арка - радуга-дуга,

Ты заворожила друга и врага.

Полостью медвежьей схвачены мы в плен,

Темный мех и бархат жмутся у колен.

До полозьев спущен с санок, позади,

Наш ковер узорный. Ну-ка, погляди!

Шелковыя кисти, сбруя в серебре.

Ах, с горы на гору! Миг - и на горе!

Тройка, наша тройка... Клич во все концы.

Что вы там поете мне колокольцы?...

То динь-динь, то снова нежное - люль-лю.

Я мороз целую. Я мороз люблю.

Санный путь! Воспряли души из оков!

Комья снега в небо бьют из под подков.

Как рванут пристяжки - вихрь, огонь и дрожь...

Лучше русской тройки в мире не найдешь!

[prev. in:] Антология русской поэзии в Польше. Варшава 1937, с.23

Березки

Вы, березки белоствольныя

(Под открытым небом храмы!)

Точно в праздники престольные,

Замолились по утрам.

Костеникой да морошкою

Вышит коврик ваш цветной,

И бредет глухой дорожкою

К вам молиться зверь лесной.

Тайны леса днем разгаданы,

И не слышен вопль совы.

Сколько пенья, сколько ладана,

Ниц склонившейся травы!

А теперь уж осень мудрая

Позолотой облила

Ваши ветви длиннокудрыя

Вплоть до новаго тепла.

Вы березки белоствольныя,

Дети северной мечты,

Как монашки богомольныя,

Сохраните нам скиты.

Нам, изгиям обездоленным,

Ваша сень - как благодать.

(Хоть грехам-то незамоленным

счет вести - не сосчитать!)

Но сердца не все-же каменны,

Злобный вихрь не все унес!

Будем сильны, будем пламенны,

Будем стойки, как утес.

Только-б слышать нам раздольныя

Песни северных зарниц!

Вы березки белоствольныя,

Вы - царицы из цариц! 

[prev. in:] Утес - литературно-художественный ежемесячник, №1- ноябрь 1931, с.1

После наводнения

Везде следы стихии...Наводненье,

"Какого не запомнит старожил".

Река бурлила, пенилась... В смятеньи

Гнездо своё бросал, кто в нем спокойно жил.

Мешки с песком, что принесли сапёры,

Поддерживают берег у мостов.

Стихию не страшат непрочныя опоры,

И рвет песчаный пласт слои других пластов.

Плывет забор, калитка и корзинка.

И видела толпа: безпомощно приник

К бушующим волнам согнутой мертвой спинкой

Какой-то маленький несчастный ученик...

Стихия рвет свирепо загражденья

В своем безудержном стремленьи осмелев.

И, к радости зевак, с мычаньем по теченью

С напуганным скотом плывет разбитый хлев.

Но все пройдет... И где разлив, как море?

Отстроен хлев, дома... В них будут жить, любить...

Но мать ученика унять не сможет горя

И спинки согнутой в волнах ей не забыть.

[prev. in:] Уголок поэтов №2 [in:] Наше время. 1931. № 124 (202), 30 мая.