Лев Гомолицкий - Дом

Лев Гомолицкий: Цветник. Дом. Отпечатано в тысяча девятьсот тридцать шестом году в Таллине в количестве ста экземпляров. 22 с. - J. & A. Paalmann'i trükk. Tallinn, V. Karja 12. 1936. a.
Подготовка текста: Андрей Р. Мохоля. Автор сайта выражает свою искреннюю благодарность Наталии Синдецкой, за оказанную помощь в подготовке настоящей публикации по первоисточнику.

К стеклу вплотную подошла луна.
Плечо к плечу, бедро к бедру
                                         без сна
лицом в подушку мы с тобой лежим.
Вся наша жизнь
луной
освещена.

Жена моя, почти всю ноч не спим,
и вспышки слов и мыслей легкий
                                         дым
над нами: тени, дыхание, волна:
сквозь лунные
воздушные
следы.

***

Из тьмы ночной иная тьма сейчас
возникнет: сон, и немотою нас
безчувственной разделит.
Называем
еще друг друга шопотом,
вздыхаем
волос и кожи запах золотой:
любовный мед, сгущенный тишиной.
Но дышат ребра, мерно округляясь.
Наш час родной
плывет,
дрожа, качаясь,
над
безд н о й
с н а . . .

***

Наш чай безоблачный,
который пьем,
размешивая с утренним лучем,
над тенью уличной бездонной щели,
и за окном, на камне городском
напоминанье:
голос птиц и ели.
И белая тяжелая луна,
плывущая над пустотою сна,
касаясь краем каменным постели,
и в непрозрачной пустоте окна
прозрачные безвесные недели...

О, наш воздушный,
наш
непрочный дом,
где между дверью, зеркалом, окном,
ломая руки, бродит жизнь со страхом,
стоит в окне, боясь взглянуть
                                         назад...
и где идет идет вдоль стен
безшумным взмахом
нелиственный недвижный листопад. 

***

Не научившись быть вполне земным,
я не умею быть еще жестоким.
Мои слова
оглушены высоким,
неуловимым, тающим как дым.
На этот кров,
наш тесный шаткий дом
не ринутся мои слова обвалом:
хотят светить прозрачным огнем,
возвышенным
в униженном и малом.
Горевшее то тускло,
то светло,
косноязычное от сновидений
тело,
ты никогда справляться не умело
с тем, что в тебе клубилось и росло.

***

С нечеловеческим тупым рассчетом
стучать лопатой о песок замерзший,
стучать лопатой о чужую землю,
чтоб выбить из нее скупое право
на ночь бессонную -
на утомленный день,
от голода, отчаянья, надежды
пронзенный мелкой ненасытной
дрожью...

И вот,
блуждая в пустоте изгнанья,
впадающей в пустыню мировую,
я ощутил великое томленье,
необоримую тоску - тоску усталых
по благостному дню отдохновенья.

Так бегства первый вынужденный
                                         шаг
на борт спасительный чужого корабля
стал бегством духа из всемирной
                                         стужи
Бесславному блаженству очага,
в домашнее натопленное небо.

Пусть говорят, что не из скудных
                                         крошек
случайного и черствого даянья
насыпана походная землянка
скитальческой и безымянной жизни,
что из высоких музыкальных мыслей
возведено таинственное зданье,
в котором Дух великий обитает -
ДОМ
буквами написанный большими.

Адам, скиталец бесприютный - тело,
о, как же чает это прозябанье
простого деревянного уюта,
который ветер ледяной обходит, -
написанного с маленького д,
пусть шаткого, пусть временного
дома.

1933